Перед глазами Тиффани плыло, словно весь мир кружился в хороводе. Она моргнула. Барабаны в голове грохотали уже оглушительно, будто гром, и голос одного из них был глубоким, как океан. Она забыла и думать о госпоже Вероломне. И о странных зрителях тоже. Остался только танец.
Он вился, как живой. Но где-то в его изменчивом рисунке постоянно оставалось пустое место. Девушка понимала, что это место оставлено для неё. Танец проник в самое существо Тиффани, он звал её. Шестерых недостаточно! (с) Терри Пратчетт

— Вы пришли очень не вовремя — Миллисент испуганно смотрит на пришедших, но несмотря на испуг уверенно преграждает им дорогу в танцевальную залу, раскинув руки.
— Господин Даламар занят и он уже говорил, что не собирается иметь дело ни с какими вашими Моргенштернами. Ни с хорошими, ни с плохими.
Музыка, которая доноситься из-за черной, как ночь, шторы, становиться громче и Владимир хмуриться, видимо прикидывая какие-такие «важные дела» мешают фею встретиться с ними.
— Мне плевать, чем он там занят! Этот фей достаточно нас игнорировал — его кулаки сжимаются, и на шее начинает пульсировать венка.
Миллисент втягивает голову в плечи, но не отходит, отрицательно мотая головой.
— Позволь нам просто поговорить с ним — в беседу вступает Эванджелина. Она отодвигает Харконнена и ласково смотрит на фею.
— Если он лично откажет нам, мы просто уйдем.
Блондинка хлопает глазами, и коситься на темного. Несколько секунд она прикидывает в голове наказание, которое получит за то, что пропустила этих двоих во время танца. Но Эванджелина кажется, вполне добродушно и, в конце концов, если Даламар не захочет говорить, то сам сможет с легкостью выдворить эту парочку.
— Только дождитесь конца танца, прошу, просто досмотрите его со всеми…

…

Сегодняшний вечер очень важная часть жизни Фабрики желаний. Временно оторванные от Перевернутого мира, скверные и благие Бостона ежегодно собираются в Зазеркалье, чтобы провести традиционный танец Лета и Зимы, который в ближайшие дни и в большем масштабе будет проходить в царстве фей. Для примитивных, вампиров и оборотней города это своего рода завораживающее представление, которым Даламар особенно гордился. Он, как один из учредителей подлинного танца, всегда срывал аплодисменты своей постановкой в клубе.
Сегодня он еще и выступал в роле Зимы, одного из ключевых персонажей танца. В отличие от неизменных Короля и Королевы, в Бостоне они ежегодно проводят голосование, на котором выбираются господа, исполняющие их роли. И в этот раз жребий представлять скверных выпал ему. Учитывая его прошлое это было даже иронично.
Обычно зеркальный танцпол сегодня преобразился до неузнаваемости. Создавалось впечатление, будто все происходит в зимнем лесу. Голые заснеженные деревья, иней на стенах и падающие с усыпанного звездами потолка, вкупе с танцорами в белом, зачаровывали смотрящих, полностью погружая из в ощущение нереальности происходящего. Такое невозможно было сотворить без помощи магии, которая здесь была повсюду, но в этом и была вся прелесть представления. Примитивные ни за что в жизни не догадались бы, что стали свидетелями самого настоящего волшебства.
Музыка ударами барабанов вибрировала сквозь тела танцоров и волной ударяла в сердца зрителей. Даламар, в ледяной маске, скрывающей половину лица, кружился в центре импровизированного круга, полностью погруженный в танец.  Он знал все движения от и до, вырисовывая узоры на стеклянном полу. Никогда ему в настоящем не стать Зимним королем из-за огненно-рыжих волос, но прямо сейчас под действием заклинания, они кажутся почти белыми. Иней на тонких пальцах, источающий пар, не таял, а наоборот, распространялся по телу, остужая температуру в помещении до минуса двух-трех. Не слишком холодно, но ощутимо разгоряченными телами и завороженными силуэтами смотрящих.
Зима полностью властвовала в причудливом танце и даже в музыке, что дурманила голову. Люди и нежить раскачивались в ритме, не имея возможности и желания просто стоять. Создавалось ощущение того, что этот танец нечто большее и что-то разумного, живущее своей жизнью, голодное и жаждущее. И это ощущение душило и притягивало всех. В условленный момент музыка изменилась, точнее, в ней появилось что-то другое, что-то теплое и влажное. Холодный сухой воздух прибавил в градусах, поднявшись сначала до нуля, а затем устремившись в плюс. На танцполе появились новые люди, одетые в зеленые, цвета и каждый шаг их по зеркальному полу, окрашивал его в изумрудные цвета летней травы. Лето и Зима смешались, вступили в пары, ускорив ритм танца, и только Даламар продолжал танцевать в одиночестве.
Время перехода. Открыв глаза, он уже видел стоящую за кулисами рыжеволосую фею в маске из листвы, которая должна была изображать Лето. Некоторое время он еще удерживал превосходство белого, создавая напряжение и ощущение пустого места, не полной картины разошлось по залу. Зрители забыли, как дышать. Танец объединил и смотрящих и танцующих, стал единственно существующей вещью, целым миром, уничтожив все, что находилось за пределами зала.
Лето сделала шаг из-за кулис…

— Мне надоело ждать, пока танец закончится

Перед лицом Даламара возникло чужое лицо, не принадлежащее Лету или вообще фейри. Огненные волосы и оранжевые глаза делали девушку похожей на Королеву Благих, но не отменяла того факта, что она не являлась частью Перевернутого мира. Рыжеволосая даже не была подкидышем.
— Кто ты такая? — едва слышно в громе музыки произнес Даламар, но танец уже жил своей собственной жизнью и все, что ему оставалось это только подхватить девушку и увлечь в кружение вместе с собой.
И вот тут стало неважно уже кто она такая. Пустое место нашло, чем себя заполнить и по замутненному взгляду рыжеволосой, Даламар понял, что музыка проникла и в нее, лишая самостоятельности. Усмехнувшись, он выпустил ее из рук, и девушка пустилась в пляс сама, точно исполняя верные движения так, будто всегда их знала. Краем глаза он увидел, как фея за кулисами со злостью рванула с себя маску и, швырнув ее в пол, умчалась куда-то в толпу. А странная рыжеволосая девушка продолжала танцевать, не обращая внимания на окружение, и Даламар невольно залюбовался плавностью ее движений. Он и сам позабыл, что это всего лишь танец, окунувшись в целую жизнь, которую он казалось бы прожил. Музыка достигла своего апогея и фей с девушкой остались одни на танцполе. Остальные белые исчезли, будто растаяли от прикосновений зеленых, которые сейчас улеглись на полностью зеленый пол, открывая обзор на оставшуюся пару. Единственный ледяной островок под ногами Даламара резко контрастировал с наступившим Летом.
Танец оборвался и в глазах рыжеволосой появилось зерно осознание того где она и непонимание того, что происходит и что делать дальше.
— Ты должна закончить танец — фей улыбался ей из-под маски, наслаждаясь растерянностью, отразившейся на лице девушки.
Публика притихла, музыка смолкла, осталась только тишина, и единое общее чувство остервенело бьющегося сердца. Ледяные руки Даламара легли за плечи девушки. Большими пальцами он провел по выпирающим ключицам, оставляя морозный след на коже. Рыжеволосая вздрогнула и сама потянулась вперед, вставая на цыпочки. Фей наклонился и поцеловал ее в губы, одновременно с тем подхватывая ее руки и делая поворот, точно в вальсе. Холод на мгновение сковал рыжеволосую, но ее внутренний огонь не позволил сердцу остановиться.
Когда она открыла глаза, Даламара уже не было, как и не было ледяного островка, на котором они стояли. Публика разразилась аплодисментами, и свет в зале вспыхнул новыми огнями. Как по сигналу музыка занялась вновь, на танцпол хлынули зрители, опьянены увиденным только что.
Люди окружили девушку, толкая разгоряченными телами.

— Лето пришло! Лето пришло!

Fin

«Нахера я в это ввязался» - думал Кассиус, проворачивая бутылочку лёгким движением. Конечно, глупости и странные развлечения никому не чужды, а уж тем более в их возрасте и их состоянии опьянения сверх нормы, но Кассиус решительно не понимал зачем он вообще влез в это безобразие.
В их школе те, кто находился сейчас в этой комнате считались чем-то вроде «тёмной стороны подростковой реальности», их не то, чтобы не любили, но связываться с ними точно не стремились, Касс и сам стал одним из них скорее потому, что больше его никто не принимал, но вписался замечательно, словно  бы именно среди них он должен был быть изначально, хотя, наверное, так и есть. Непонятно только, зачем он притащил сюда свою сестру и зачем здесь была рыжая сестра их негласного лидера, которая явно была слишком юна, чтобы пить наравне со всеми. Так, только что именно с лёгкой руки и пропитанных спиртом губ Клариссы, Кассиус получил руль от этой пошлой, на взгляд самого Колдсворда, игры. Вообще-то, это всяко было лучше, чем он боялся, потому что при прокруте бутылочки тонкими пальчиками Аранеи, злобная стекляшка почти указала на Колдсворда, однако, в итоге привела всего лишь к довольно невинному поцелую Влада Харконнена и главной женщины в жизни Каса. (Это, кстати, немного успокоило Колдсворда, тот факт, что поцелуй был невинным, поскольку он действительно переживал за сестру.)
Так или иначе, но Кассиусу надо было продолжить игру, потому что быть обломщиком в такой ситуации было определенно безумно глупо и неосторожно, после того как сестра опаснейшего из вас только что впивалась своими губами в твои, как будто это было жизненной необходимостью. С удачей, кстати, у Кассиуса не слишком складывались отношения, причем еще издавна, так что, наверное, не стоило удивляться, что поднимая глаза с кончика бутылки, Касс столкнулся взглядом именно с тем, чьего излишнего внимания пытался избежать. Себастиан, мать его, Моргенштерн был именно тем,  на кого и указывала проклятая стекляшка, словно издеваясь над Колдсвордом, будто говоря – парень, тебе конец, хочешь ты этого или нет.
На самом деле, Себастиан был не совсем во вкусе Кассиуса, хотя Касс вообще предпочитал не распространяться о том, как характеризовать объекты его симпатии (и совсем не важно, что его взгляд при этих мыслях сам сбежал на облик Юнаса, который сидел в одном микроповороте бутылочки от Себастиана), но эта игра не предполагала поцелуев истинной любви, или же чего-то такого, просто они на кой-то черт договорились, что бутылочка решает за тебя и дальше ты просто подчиняешься, что бы ни случилось. Поэтому, проматерившись еще несколько раз внутри, Кассиус приподнялся, чтобы пересечь то пространство, что разделяло их с Себастианом и, в какое-то мгновение, подумал – «а что я, собственно, теряю? Если он захочет, он и так меня убьет» и вместо простого чмока, притянул Моргенштерна за шею и действительно поцеловал его глубоко и страстно, как если бы это был кто-то другой, как если бы это не было чем-то вроде последнего желания перед смертью.
Уже отстраняясь, Кассиус подумал, что, наверное, во всем виновато страшнейшее количество алкоголя переданное ему с губ Клариссы, но, на удивление, Кассиус даже почти не жалел о своем глупейшем поступке на свете.
- Кхм – по какой-то причине, голос Кассиуса оказался достаточно хриплым, как если бы Колдсворд действительно возбудился, чего, по ощущениям, вовсе не происходило – Ты следующий, Себ – постановил он, словно это было не очевидно, чтобы хоть как-то нарушить неловкость, которая скапливалась с каждым поцелуем в этом кругу. Неловкость никуда не сдвинулась, но хотя бы Себастиан действительно взялся за бутылку, а Кассиус смог спрятаться обратно в свой тёмный мирок, где он бы переживал об этом моменте еще долгое время