Кларисса убила его, пронзив лезвием его спину, прямо между позвонков, сквозь легкие и сердце. Он смотрел мне в глаза, когда из рта его хлынула кровь. Влад неподалеку согнулся в три погибели, взвыв от боли, пережив смерть того, кто был с ним так тесно связан. Я сама едва не закричала в агонии, только моя боль была совсем другой. Мне будто выдавили сердце, нажимая на грудную клетку. Как только он упал на колени, а затем на бок, мы ринулись в бой, без кличей и криков, молча, будто воды в рот набрали, с тихо скрежещущими зубами. Перед моими глазами горело только одно лицо, и я искала его в толпе как единственную возможность сохранить рассудок. Рыжие локоны и фарфоровый лик скрывались в толпе, и я убивала одного за другим, в попытке прорубить путь своей мести. Опомнилась я лишь тогда, когда, опустив глаза, увидела у ног тело Мейвис. Кровь запачкала её прекрасные светлые как лён волосы. Недалеко в небо смотрели пустые глаза, в которых больше не было игл, что так присущи были Кассиусу, а Влада зарезали на моих глазах. Я видела лишь наступающих людей, стала отступать назад к телу Джонатана. Опустившись на колени рядом с ним, я схватила его руку и, ещё теплую, и сжимала, пока атакующие не образовали вокруг меня кольцо.
-Я сдаюсь. – Хриплым голосом сказала я, сквозь зубы, опустив голову вниз и подняв над головой клинок. Внутри меня все переворачивалось и от отвращения к самой себе моё нутро крутилось как дикий зверь, пытаясь разорвать изнутри ребра. Дрожь била всё моё тело пока я упиралась глазами в бездыханное тело Себастьяна, роняя круглые, почти стеклянные, слезы на его руки. Наша битва была закончена и всё, что я могла сделать сейчас – остаться в живых. Я чувствовала себя крысой, и мне не хватало сил сохранить свою гордую спину прямой, как обычно. Ещё немного и я бы уткнулась лбом в грудь трупа своего любимого, но чьи-то пальцы обхватили меня за предплечье и потянули наверх, поднимая на ноги. Подняв глаза, я увидела то самое фарфоровое личико в обрамлении выбившихся из хвоста волосы, рыжих, как мои собственные. Лицо, державшее моё сознание на поверхности действительности. Клэри Фрей, заманившая брата в ловушку, убившая брата и всех, кто пришел с ним. Мэйвис…Анна…маленькая, отважная Анна…Кассиус и Влад…Джонатан. Настоящий Джонатан Моргенштерн – рожденный теми же родителями, что и она. Мир считал его антихристом, но настоящего монстра воспитали именно в ней. В этом почти ангеле с тонкими чертами, такой красивой, что было немного больно смотреть. Или может больно было от слез, застилавших мне взор и исчеркавших щеки в прозрачные, мокрые дорожки. Бросив на землю клинок серафима, я поднялась и ссутулила плечи, потупив взгляд и дрожа всем телом. Она приподняла моё лицо за подбородок, цепляя своим проникновенным взглядом мой.
-Ты действительно любила…его?  - Она даже не назвала его по имени и кажется хотела сказать «это»…из груди моей бесконтрольно вырвался всхлип, такой отчаянный, что казалось, я вот-вот снова упаду. Понимая, как жалко я выглядела, мне захотелось отступить на два шага и спрятаться, забиться в узкий и темный угол, натянув на голову одеяло и кричать, пока боль, какой не было раньше не покинет меня. Но Кларисса вдруг обхватила меня за плечи и обняла, крепко и уверенно, словно у нас с ней было общее горе. Я не заметила, как правая рука моя обвила её тонкую талию, а левая наконец разжалась и из-под пальцев блеснул метал. Секунда и Клэри вздрогнула, а затем воззрилась на меня, как будто увидела впервые – слезы высохли на ветру, а лицо окаменело.
-Джонатан хотел бы тебе кое-что передать. – Наконечник стрелы с цепочкой, торчал их шеи Клэри, когда я поцеловала её губы, так нежно, будто она могла сломаться. Этот поцелуй током прошел из моего тела в её, заставляя сжаться всё внутри, выталкивая всю месть, злость и боль к губам, ядом обжигая умирающую Клариссу. Она дернулась в сторону и наконечник покинул разрез на коже, из раны брызнула кровь, она испачкала моё лицо, шею и одежду. Тело девушки рухнуло вниз. Войны стояли кругом, словно в оцепенении ещё несколько секунд, пока я поднимала с земли меч и занимала оборонительную позицию.
Небо выглядело тусклее обычного. Земля была влажной от крови под моими пальцами. Я ощущала, как в землю утекает ангельский огонь. Мой огонь. Страха не было. Боли не было тоже. Не было Джонатана и не было Клэри. И меня тоже не было.

If I could begin to be
Half of what you think of me
I could do about anything
I could even learn how to love

When I see the way you act
Wondering when I'm coming back
I could do about anything
I could even learn how to love
Like you

- Тебе не нужно было заходить за мной, - крикнула Джин из спальни, заканчивая приготовления к вечеру. – Я бы дошла сама. Тут два шага до ресторана.
- Если бы я явился один, мама съела бы меня вместо первого же блюда.
Джонсон усмехнулась и открыла шкаф. Из всего немногочисленного выбора платьев оставалось только одно, которое не обтягивало её уже заметный животик и не становилось от этого неприлично-коротким. Джин мерила его пару недель назад, когда Хавьер сказал ей про ужин с родителями, но теперь, натягивая его и пытаясь дотянуться до молнии, она начала сомневаться. В увеличении груди были и минусы.
– Можешь помочь мне с застёжкой? – Фернандес повиновался, как и в большинстве случаев в последние месяцы. Вопреки опасениям, платье, благодаря тянущейся ткани, выгодно обтягивало её сверху и спускалось к лодыжкам в достаточно широкой юбке, чтобы положение девушки не так бросалось в глаза. Женевьев разложила уложенные волосы по плечам и повернулась к нему. – Ну что, как я выгляжу?
Испанец отошёл на полшага, чтобы взглянуть на Джин с ног до головы, и широко улыбнулся.
- Прекрасно.
- Лучше бы это было так, а то скоро придётся тратить деньги на одежду для беременных, а она стоит гораздо дороже, чем обычная! – Джонсон всплеснула руками и взяла сумочку с кровати, - Там же всего пара швов и чуть больше ткани, какого хрена, - как обычно, её нервозность проявлялась в грубости и жалобах на систему, но в последние четыре с копейками месяцев Женевьев, к сожалению, не могла, как обычно, принять на грудь для смелости. Со всем приходилось справляться обычным способом. Просто идти напролом.
- Готова? – Фернандес всё ещё улыбался, мельком рассматривая её, когда думал, что она не замечает.
- Только оставлю записку Дому, он вернётся с тренировки и не догадается заглянуть в холодильник, как всегда, - Джин натянуто улыбнулась в ответ и пошла на кухню, чтобы оставить брату подробные инструкции по тому, где достать и как разогреть еду, чтобы у него не осталось никаких отмазок, вроде «А я не знал».

Должно быть, со стороны они выглядели очень красивой парой: Хавьер даже ради такого случая променял обычную чёрную кожу на чёрную мягкую на ощупь рубашку и брюки, отлично, по мнению Джин, подчёркивающие его задницу. Ему было двадцать пять, ей было девятнадцать, их случайный быстрый секс в первую же ночь знакомства привёл к незапланированной беременности. Кажется, такой сюжет Женевьев видела хотя бы в десятке романтических комедий, но, увы, жили они совсем не в обычном мире, чтобы вся эта ситуация могла как-то сработать. Он был сумеречным охотником, она – оборотнем и их ребёнок с самого зачатия принадлежал его миру, а не её. Впрочем, это не было проблемой для Джин. Изначально она вообще хотела прервать беременность, думая, что и её случайному секс-партнёру ребёнок будет не нужен. Оказалось, что Хавьер Фернандес очень хотел детей. И его желание, казалось, увеличивалось с каждым следующим месяцем, если такое вообще было возможно. Иногда он мог проговорить большую часть времени с животом Джин, а не с ней самой.
Однако, выражение его лица каждый раз, когда ему сообщали что-нибудь новое о ребёнке, пусть даже и стандартную информацию вроде роста и веса (подумать только, 300 грамм, как маленький кокос), наполняло Джонсон какой-то неизвестной ей доселе радостью. Ей хотелось поскорее родить просто для того, чтобы увидеть первую встречу Хавьера и его сына. Сама, лишившись родителей в раннем возрасте, Джин была рада, что у маленького человечка, растущего внутри неё, будет заботливая и любящая семья.
И она обошлась бы без того, чтобы встречаться с вышеупомянутой семьёй, но Хавьер настоял, так что в данный момент они направлялись к одному из лучших ресторанов Чикаго как раз для этого.

- Сеньор и сеньора Фернандес, очень приятно с вами познакомиться, - Джин улыбнулась так, что скулы почти свело, и протянула руку. Когда они с Хавьером подошли к ресторану, всё семейство было уже в сборе, и Джонсон чувствовала, как напряглась каждая клеточка её тела. Она помнила какие-то испанские слова и приветствия, которым научил её охотник, но всё мигом вылетело из головы.
- Какая же ты красивая! – воскликнула Мария так внезапно, что девушка содрогнулась, - Иди сюда, лапушка, и мне очень приятно, - женщина сгребла Женевьев в поистине медвежье объятье. Хуан, к большому удивлению Джин сделал то же самое.
- Bien hecho, hijo! – Фернандес-старший усмехнулся и потрепал волосы на голове сына, будто тому было лет десять.
- Это наши младшие, с близнецами ты уже знакома, а с нашей Пилар ещё нет. А ну идите сюда! – трое подростков, двое одинаковых мальчишек и девочка помладше подбежали к родителям откуда-то из подворотни за рестораном.
- Фу! Паоло заставил меня тыкнуть спящего бомжа!
- Не правда, это было на спор, ты могла этого не делать!
- Если бы они оставили Пилар дома в Аликанте, она сожгла бы его, - тихо сказал в ухо Джин Хавьер.
- Я просто хотела встретить своего первого племянника! А его даже не видно, - девочка показала на платье Джонсон и скорчила рожицу.
- Так лучше? – Джин улыбнулась и натянула юбку платья так, чтобы очертания живота начали явно проглядываться. Реакция семьи была такой милой, что её сердце сжалось от множества разных эмоций.

Разговор шёл медленно, но довольно непринуждённо. Близнецы и Пилар заполняли все неловкие паузы своими фразами, кажется, они довольно давно не виделись и пытались наверстать упущенное. Джин успела рассказать про брата, про родителей, про то, как живётся в стае и где она работала, пока владелец заведения не узнал, что она беременная и не уволил её. Отложенных денег пока хватало на проживание, а со всеми экстра-тратами на витамины и медицинские обследования помогал Хавьер. Изначально он настаивал на Молчаливых братьях для ведения беременности, но Джин категорически отказалась, больше доверяя ультразвуку и анализам. Достаточно было того, что рожать ей придётся в присутствии Безмолвного брата и Железной сестры и никакой тебе анестезии.
- Я только одного не поняла, - подала голос Пилар. – Когда свадьба-то?
Джин чуть не подавилась своим гранатовым соком.
- Никогда? – она пожала плечами, оглядываясь на всю семью Хавьера, сидящую за круглым столом, закончив на нём самом, сидящим слева от неё. Справа же сидела Мария, - В смысле, такое, вроде невозможно? И я, эм… Я планирую родить, отдать ребёнка Хавьеру и уехать на пару месяцев, подобрать для брата хороший колледж. Я… - Женевьев посмотрела на свою тарелку и сглотнула внезапно возникший комок в горле, чувствуя, как краснеет лицо и к глазам подступают внезапные слёзы, - Простите, я ещё не готова…
- Милая, - Джонсон почувствовала прикосновение к своей руке и подняла взгляд на Марию, - Тебе не нужно оправдываться. То, что ты делаешь для нас, уже очень смело. Мы тебе очень благодарны.
Джин кивнула и пыталась запить горечь в горле кроваво-красной жидкостью. Внимание сеньоры Фернандес перешло на сына.
- Вы уже выбрали имя?
Хавьер подмигнул посмотревшей на него Джин и как-то по-свойски положил руку на её живот.
- Мигель.
Опять же реакция семейства не оставила равнодушными теперь уже никого в ресторане.

- Ты им очень понравилась. Хотя, я не удивлён, - они остановились у входа в дом Джин, и охотник взял её за руку. Их лица в ночи освещали только вечные оранжевые фонари и фары редких машин. – Потому что мне самому ты очень нравишься.
Джин почувствовала, как в очередной раз краснеет, и ткнула его свободной рукой в плечо. Затем прикусила губу.
- Всё прошло гораздо лучше, чем я ожидала, - Джин готовилась к осуждению, к пренебрежению, ко всем атрибутам, которые сопровождают сумеречных охотников, когда они встречают оборотня. Но семья Хавьера была совершенно не похожей ни на кого. – Спасибо тебе, - она потянулась к нему и по привычке встала на цыпочки, прежде чем прикоснуться своими губами к его губам. За всю беременность у неё была пара моментов, когда она буквально набрасывалась на него, но Фернандес не особо возражал такому повороту. Сейчас поцелуй же был искренним и нежным и выражал именно то, о чём она не могла сказать. Она сумела, хоть и на один вечер, почувствовать себя частью большой счастливой семьи и она никогда этого не забудет. Будто бы ощущая то, что творится снаружи, Мигель вдруг проснулся и довольно ощутимо толкнулся, что заставило Джин отстраниться.
- Что такое? – выражение лица Хавьера мгновенно сменилось на обеспокоенное, как только девушка схватилась за живот. – Всё нормально?
Вместо ответа она взяла его руки в свои и приложила их к тому самому месту. Через несколько секунд Фернандес вздрогнул, а затем расплылся в самой счастливой улыбке, которую Джин когда-либо видела. Ещё немного он постоял, рассматривая и трогая живот девушки, будто бы в нём что-то кардинально могло измениться, а затем поднял глаза на неё. Она попыталась улыбнуться в ответ, но вышло как-то не очень.
- Ты станешь прекрасным отцом, Хавьер, - голос её звучал немного хрипло от нахлынувших чувств. Охотник выпрямился и, убрав прядь со скулы Джин уже сам потянулся к ней, чтобы поцеловать её, но в этот раз девушка увернулась и отошла на шаг назад, - Спокойной ночи.
Дома она сначала удостоверилась, что Доминик поел и уже без задних ног спал, развалившись на диване в гостиной, будто бы он ждал её, как полагается родственникам, после свидания, но не выдержал. Затем смыла с себя весь макияж и переоделась в мягкую ночнушку. И только потом позволила себе свернуться в клубок, насколько позволял живот, и поплакать, долго и тихо всхлипывая. О том, как вся её история была не похожа на те романтические комедии, которые она смотрела. О том, как она отчасти завидовала своему ещё не рождённому сыну. О том, что могло бы быть, но никогда не случится.

Кто видел Икара,
Там в синей дали?
Крыл легкая пара,
Сын грешной земли

Город Стекла поражал великолепием своей красоты. Особенно во время заката, когда уходящее на ту сторону Земли солнце последним всполохом огней окрашивала небо оттенками желтого, красного, оранжевого. Шпили башен сверкали бриллиантами, а крыши домов переливались коралловым цветом, делая пейзаж похожим на открытку с изображением сказочной восточной страны. То, как сильно Джонатан любил Аликанте, можно было сравнить разве что с тем, как сильно он ненавидел общество душных бальных залов, к которому его принуждала Джослин.  То, как на него смотрели все эти благородные леди и джентльмены. Сын Валентина, сын убийцы, черти что и с боку бантик неизвестного аморального происхождения. Присутствие рядом Клариссы нисколько не спасало, на сестру все смотрели мягче, добрее что ли. И Джонатан даже знал почему. Не она, а он живая копия своего отца, Клэри повезло родиться похожей на мать, а вот ее брату досталась внешность почти идентичная печально известному родителю. И теперь для всех в Аликанте мальчик лишь живое напоминание Валентина и всей боли, что он причинил.
Поэтому у Джонатана нет друзей. Поэтому он ненавидит ходить на приемы, пусть Джослин и повторяет из раза в раз, что к нему привыкнут и его полюбят, надо только дать возможность узнать себя поближе. Время идет, мальчик все сильней напоминает отца, и даже голос его подстраивается под тембр Валентина. Этого не может не замечать даже мать. Джонатан не раз замечает, как она вздрагивает, стоит тихонько подойти со спины и заговорить. Не со зла, конечно. Просто думаешь приятно удивить, рассмешить, а получается, что пугаешь до усрачки, являясь призраком «любимого» мужа. Но все это, конечно, можно терпеть. И можно терпеть косые взгляды потерпевших от рук и мыслей Моргенштерна старшего. Ради этих коралловых крыш и огненных всполох на небе. Ради сверкающих драгоценными камнями башен.

На каждом «празднике» Джонатана находил возможность улизнуть подальше от кучкующихся нефилимов. Найти самое высокое место, с которого можно было бы любоваться городом и катящимся к закату солнцу. Будь то пустующий балкон, мансарда или уголок крыши, благо почти все постройки Аликанте отмечались почти горизонтальной укладкой черепицы, чтобы при необходимости быть использованными стрелками.  Конечно, немного неправильно бродить по чужому дому, практически вламываясь в помещения, не предназначенные для гостей, но без свежего воздуха высоты не пережить остаток вечера. Вот никак совсем.
И в этот раз Джонатан следует своей привычки. Незаметно ускользает из зала, где проходит прием, поднимается на верхний этаж и находит комнату с балконной площадкой, откуда так просто взобраться выше. Достаточно влезть на каменный борт и слегка подтянуться, цепляясь за увитую плющом черепицу.
— Эй! Хочешь взлететь прямо к солнцу, Икар? — голос, прервавший его на половине пути, заставил отвлечься от выискивания более надежного упора для рук, нежели хлипкое на вид растение, и опустить голову вниз, чтобы понять, кто это говорит. — Может, выберешь чей-нибудь другой балкон для своего предполагаемого суицида?
Говорившей была девушка в серо-зеленом светлом вечернем платье, оттеняющим водянистые, почти прозрачные глаза. Темные волосы были убраны в косу, что лежала на груди и, глядя на Моргенштерна, незнакомка несколько нервно накручивала ее кончик пальцем. Поняв, что долю мгновение его внимание было сконцентрировано на ней, девушка шагнула ближе. И от нее не укрылось, что юноша небрежно закатил глаза, намереваясь проигнорировать призыв и что он, очевидно, нащупал край черепицы, потому как победно улыбнулся и попытался подтянуться вверх.
— Ну уж нет! — ухватившись за ремень штанов Джонатана, девушка потянула на себя достаточно сильно, чтобы нефилим чуть покачнулся и скользнул руками по черепице. От падения его спасло только то, что он успел схватиться за узорную колонну, на которую он уже собирался ставить ногу для подъёма. Незнакомка отступила назад, и Моргенштерн не успел ухватить ее за руку прежде того, лишь сам вновь чуть не свалился вниз.
— Да не собираюсь я прыгать вниз!— выровняв баланс, он, помогая себе руками, уселся на бордюр, свесив ноги внутрь балкона. — Если только ты не скинешь меня к чертям!
— Зачем ты вообще вломился в мою комнату? Ты разве не должен быть как все на приеме?
Несколько секунд Джонатан всматривался в лицо девушки, пытаясь вспомнить имя. Сегодняшний вечер устраивало семейство Уайльдроузов, которые так редко приезжают в свой особняк в Аликанте, что почти каждый их приезд оказывается праздником. Кажется, он что-то слышал о том, что миссис Уальдроуз пытается вывести свою единственную дочь в свет, чтобы найти ей хорошего мужа. А зовут…что-то связанное с верой…Фейт!
— А ты разве не должна сейчас присматривать себе жениха?— для этого же мы все сегодня собрались здесь. Видя, как скривилось при этом вопросе лицо наследницы достопочтенного рода, Джонатан улыбнулся и вновь посмотрел наверх, уже обеспокоенный столь бессмысленной тратой времени. — Мне нужно подняться выше, закат скоро закончится
— Закат? — Фейт выглядела удивленно.
— Да. Ты когда-нибудь смотрела его с крыши дома?
— Не то, чтобы я вообще когда-нибудь специально его смотрела — на лице девушки все еще отражалось непонимание, а вместе с тем и какая-то внутренняя борьба. — Тебя моя мама подослала познакомиться со мной, так ведь?
Это предположение заставило Джонатана звонко рассмеяться. Было приятно встретить человека, который не смог узнать его по «знаменитому» лицу.
— Не думаю, что она захотела бы знакомить тебя с кем-то по фамилии Моргенштерн — просмеявшись ответил он, не сдержав усмешку. Фейт так смешно вытаращила на него глаза, но в следующий момент собралась и, наклонившись, скинула с ног туфли. На гладкой коже, по бокам от ступней юноша увидел красные отметины от неудобной узкой обуви. Он готов был биться об заклад, что девушка испытала облегчение, избавившись от нее.
— Ты, кажется, говорил, что у нас мало времени — решительно сказала она. — Что ж, не будем его терять.
Джонатан понял намек и кивнул, не до конца понимая отчего на душе вдруг стало так тепло от нежданно появившейся компании.

Вместе они расположились на крыше, и юноша подивился тому, как ловко Фейт справилась с подъёмом почти без помощи, в этом неудобном платье и босиком. Но девушка не боялась испачкать его о пыльные черепицы, не волновалась она и о колготках, которыми зацепилась за краешек карниза, сделав дырку, что теперь расходилась вниз голени от колена. В следующий момент, почувствовав свободу крыши и вечерний ветерок наступающих сумерек, подобные мелочи перестали волновать их обоих. Все внимание заполнилось коралловым светом и рыжими полосами небесного купола.
— Никогда не думала, что этот город может быть так красив — Фейт первая начала разговор, не отрывая взгляда от горизонта, жадно вбирая глазами бриллиантовый блеск башен.
— Это потому, что он отвратителен, если видеть его только сквозь призму идиотских приемов и глупых людей — ответил Джонатан, поворачиваясь к ней лицом. Он хотел добавить, что люди все портят. Действительно портят, когда хочется насладиться чем-то прекрасным, обязательно найдется какой-нибудь мудак, чтобы изговнять картину своим нытьем или скучной беседой. Но промолчал. Потому, что сейчас, видя влюбленное лицо девушки, которая кажется, действительно впервые в жизни увидела мир его глазами, он думал о том, как бессмысленны были его любования всем этим раньше. Момент, каким бы прекрасным и волшебным он не был, все же не стоит и половины этого же момента, разделенного с кем-то. Видеть в чужих глазах то, что сейчас Джонатана видел в глазах Фейт — сладко. И тепло. Как печенный на костре маршмеллоу. Это открытие заставило его загрустить. У него, сына Валентина, никогда не будет того, кто будет сидеть рядом, как сейчас, совершенно случайно сидит Фейт Уальдроуз.
— Поэтому ты смотришь закаты с крыш? Чтобы не видеть людей?
— Я не стремлюсь не видеть людей — поняв, что девушка собирается обернуться, почувствовав на себе долгий взгляд, Джонатан отвел глаза к небу на горизонте. — Просто…ты же видишь это сейчас…кажется, будто мы сидим на райском облаке и видим красоту нашего мира, которую не замечали раньше.
Она улыбнулась, чуть склонив голову на бок, рассматривая игру солнечных лучей на светлых волосах.
— Из всего, что я слышала о тебе, никогда бы не подумала, что Джонатан Моргенштерн такой романтик
— А я и не романтик — он все же посмотрел на нее, отмечая, как потеплели глаза в ярких красках заката. — Просто здесь, в такие моменты, я нахожусь ближе всего к небесам. Это — тот единственный Рай, который мне позволен
Из-за крови демона, спасибо дорогу отцу, совершенно точно Джонатан после смерти должен будет отправиться в Ад.  и никогда больше я не увижу ничего прекрасного. Но все же. У него есть несколько лет в запасе, чтобы видеть это.
Фейт задумалась. Юноша видел по ее лицу, что девушка хотела возразить, но видимо подбирала правильные слова, которые никак не шли на ум. Все знают, что у существ с демонической кровью нет души. И что они не могут рассчитывать на посмертие. Тем более что в райских кущах. И как бы ей не хотелось опровергнуть эти слова, она не могла подобрать верных аргументов.
— Если я тебя сейчас поцелую, ты не сбросишь меня вниз? — вдруг спросил Джонатана, сам удивившись собственной смелости, но это должно быть сила момента и страх ускользающего в темноту солнца воззвала к нему ухватиться за последние секунды сказки. Девушка серьезно посмотрела на него, пытаясь понять, не шутка ли все это.
— Только если это не идиотское сватовство моей матери….
— О, уверяю тебя, она была бы в ярости, если бы узнала — улыбнувшись, юноша обхватил ее лицо руками и притянул к себе.
Последние мгновения заката. Коралловые крыши домов. Сияющие бриллианты башен и угасающие полосы оранжевого огня на горизонте. И мягкие, сладкие губы девушки, пахнувшей апельсиновым шампунем для волос. Мой персональный Рай.